Долгая смерть Лусианы Б. - Страница 11

— И ты ее послушалась?

— К сожалению, да. Оказалось, Рамиро уже заказал завтрак, он не ждал меня. Клостер тоже был там, на своем обычном месте у стойки. Было холодно, ветер, вздымая волны, сдувал с них пену, и море было мутным от взбаламученных водорослей. Я попросила кофе с молоком, и, когда официантка соизволила наконец принести его, он был абсолютно холодный, но я промолчала. Впрочем, мы оба молчали, и это было невыносимо. Через полчаса Рамиро разделся, собираясь идти в воду. Я спросила, не опасно ли плавать в такую погоду, а он ответил, что лучше плавать, чем сидеть тут со мной, и еще кое-что сказал, очень обидное, я и сейчас начинаю плакать, когда вспоминаю. Я увидела, как он исчез под большой волной у первого рифа, а потом вынырнул из-под нее. Ему пришлось проделать это не один раз, чтобы добраться до более спокойного места. По-моему, он уже тогда плыл с трудом. Волнение было сильное, и я постоянно теряла его из вида. В какой-то момент я заметила на гребне черную прыгающую точку, потом он опять пропал, а когда появился вновь, мне показалось, он в отчаянии протягивает ко мне руки. Встревожившись, я схватила бинокль и увидела, что он то и дело уходит под воду, будто находится без сознания. В ужасе я вскочила со стула, однако пляж был пуст, и я сразу подумала о Клостере. Наплевав на все, я ринулась в бар просить у него помощи, но Клостера там не оказалось. Понимаешь? Он единственный мог спасти его, но он ушел. Ушел!

— И что же ты сделала?

— Побежала на соседний пирс звать спасателей, а хозяйка бара связалась со спасательным катером. Они вытащили его только через час. Когда катер вернулся к берегу, собралась целая толпа, словно поймали какую-то гигантскую рыбу и все пришли поглазеть. Ребятишки радовались и кричали взрослым: утопленник, утопленник! Пляжные работники накинули на него одеяло, закрыв лицо, но руки оставались на виду. Они были посиневшие, а набухшие вены — белыми. На носилках его отнесли наверх, к «скорой помощи». Женщина-полицейский спросила у меня телефон его родителей. Все происходило будто во сне. Вдруг ноги у меня подкосились, потом я услышала далекие крики, почувствовала, что меня хлопают по щекам, а когда открыла глаза, увидела незнакомых людей и прямо перед собой — лицо той женщины из полиции. Я попыталась схватить ее за руку и произнести: Клостер, Клостер, но снова потеряла сознание. В следующий раз я очнулась в больнице. Оказывается, мне вкололи снотворное, и я проспала целые сутки. Мама сказала, вскрытие уже сделали и теперь все ясно: по словам врачей, причиной его гибели стали судороги, вызванные переохлаждением — вода-то была очень холодная. Из Буэнос-Айреса приехали родители Рамиро и забрали тело. Тогда я рассказала маме о событиях того утра, во всяком случае, о том, что помнила: как я перепугалась, когда увидела, что Рамиро тонет, как побежала искать Клостера, а его в баре не оказалось. В тот день он впервые ушел не искупавшись. Мама ничуть не удивилась — всем было понятно, что в такую погоду купаться опасно. На всех пляжах с раннего утра висели флажки, предупреждающие о сильном волнении, и Клостер, скорее всего, благоразумно решил вернуться домой и подождать с купанием до лучших времен. Когда же я стала настаивать, мама посмотрела на меня с беспокойством. «Это несчастный случай, такова воля Божья», — сказала она и постаралась замять этот разговор, видимо опасаясь возвращения моих навязчивых идей.

— Думаешь, Клостер все видел и ушел, оставив твоего жениха тонуть?

— Нет, с того места, где он сидел, вряд ли можно было что-либо разглядеть. Все было не так, вернее, не совсем так. Не знаю, каким образом, но он добился того, чего хотел, — чтобы Рамиро погиб у меня на глазах.

— Ты после этого приходила на пляж? Встречала его?

— Приходила, но спустя какое-то время. Сначала я сидела, запершись в своей комнате, и не переставая плакала. Почему-то чаще всего вспоминались тот злобный взгляд, который Рамиро бросил на меня, перед тем как уйти, и его обидные слова. Может быть, потому, что это мое последнее воспоминание о нем. Только через два-три дня я решилась пойти на пляж. Теперь я по-настоящему боялась Клостера, и от одной мысли о встрече с ним у меня дрожали коленки, но тем не менее однажды рано утром я туда отправилась. На пляже был новый работник, и вообще в привычной толпе январских отдыхающих что-то изменилось. Я заглянула в бар — Клостера там не было, тогда я вошла и заговорила с хозяйкой. Оказывается, писатель — так они его звали — уехал на следующий день после гибели Рамиро, сказал, ему нужно возвращаться в Буэнос-Айрес, писать новый роман. Я села у стойки, на его обычное место, и взглянула на стол, где завтракали мы с Рамиро, хотела понять, что ему было видно. Ничего особенного: несколько столиков да вышка спасателя, даже риф не попадал в его поле зрения. Так я просидела довольно долго, пока какая-то парочка не заняла наш бывший столик и я снова чуть не разревелась. Тогда я поняла, что больше ни на день не останусь в Хеселе, и в тот же вечер уехала в Буэнос-Айрес.

— И всё? А с его родителями ты потом не поговорила?

— Поговорила сразу, как вернулась, но к тому времени я уже смирилась с версией несчастного случая. Да и что я могла им сказать? Что, желая отомстить мне за иск на пару тысяч песо, Клостер непонятно как подстроил гибель Рамиро? Когда я встретилась с ними, они тоже уже смирились и даже немного стыдились того, что их сын поступил столь неблагоразумно. Его мать, которая всегда была очень набожной и принадлежала к той же церкви, что и мой отец, сказала: когда удается наконец примириться со смертью, на смену боли приходит покой. И действительно, выйдя от них, я впервые за долгое время почувствовала успокоение. К чему бы ни стремился Клостер, подумала я, он своего добился, за одну трагедию заплачено другой. Может быть, это звучит цинично, но после случая с Рамиро мы в расчете — по одной смерти с каждой стороны, равновесие восстановлено. Я постаралась обо всем забыть и вернуться к нормальной жизни. Наверное, я бы и о Клостере забыла, если бы его имя все чаще не появлялось в газетах, а его книги не заполонили все витрины. Так прошел год, и в декабре я решила не ехать с семьей в Хесель, как обычно, — с морем и пляжем было связано слишком много горьких воспоминаний. Они уехали после Рождества, а я осталась одна и занялась своими учебными делами. На всякий случай записала, что нужно поздравить их с очередной годовщиной, хотя вряд ли забыла бы об этом: в прошлом году они праздновали ее как раз накануне гибели Рамиро. Я решила позвонить вечером, чтобы наверняка застать их дома, днем они обычно купаются и загорают на пляже.