Долгая смерть Лусианы Б. - Страница 18

Я и не мечтал о том, чтобы позвонить и представиться — он наверняка бросит трубку, не успею я произнести первую фразу. Пришлось обдумывать другие варианты, один нелепее другого: явиться прямо к нему домой, подстроить встречу на улице, выдать себя за журналиста, назвавшись чужой фамилией. Предположим, мне удастся преодолеть это препятствие и предстать перед человеком, защищенным крепостными стенами своей славы, предположим даже, мне удастся завязать с ним разговор, но как перейти к основной теме, то есть к Лусиане, не рискуя быть оборванным на полуслове? Я пошел спать, ругая себя за то, что ввязался в чужие дела, от которых мне уже хотелось избавиться. Зачем было говорить «да», когда все внутри твердило «нет», мучился я. Мы всегда слишком добры к женщинам, заметил Кено. И к их призракам, подумал я, лежа в кромешной темноте и безуспешно пытаясь вызвать в памяти лицо настоящей Лусианы, какой она была десять лет назад.

На следующее утро я проснулся с ощущением, что провел бурную, хмельную ночь, но теперь пришел в себя, успокоился и опять могу полностью положиться на себя и свои чувства. Привычно льющийся через окно мягкий солнечный свет заставил меня усомниться в том, что я запутался в силках прошлого, умело расставленных при помощи изощренной выдумки, однако полностью подозрений на этот счет не развеял. Я спустился в бар позавтракать, хотя по-настоящему мне хотелось только кофе. Вспоминая рассказ Лусианы и пытаясь отыскать в нем несоответствия и противоречия, я понял, опять же благодаря снизошедшему на меня просветленному спокойствию, что делаю это только ради быстрейшего избавления от добровольно возложенной на себя идиотской миссии.

Естественно, никаких занятий в этот понедельник у меня не планировалось, но я должен был съездить в Бахо за билетом на самолет до Салинаса — Западный университет пригласил меня прочитать курс лекций для аспирантов, и я собирался улететь в среду. Там же, в Бахо, находилась редакция газеты, для которой я когда-то писал рецензии, и я решил, прежде чем делать первый шаг, просмотреть старые номера и удостовериться, что хотя бы основные факты соответствуют истине. Когда я подошел к старым зданиям у реки, то сам почувствовал себя призраком, спустя долгое время вернувшимся в места, которых больше нет. Фасад, скрытый металлической сеткой, напоминал находящийся на реконструкции собор, и узнать его после этих неоконченных преобразований было невозможно. Тем не менее я попытался добраться до входа по временным мосткам, увешанным объявлениями и плакатами со стрелками. Какой-то человек, вышедший покурить, без особого энтузиазма или удивления поприветствовал меня издали, и я ответил ему тем же, не очень-то представляя, кто это такой. Секретарши у стойки сменились, а вот подвал, где хранились архивы, остался таким же, словно сдвинуть с места прошлое оказалось не под силу. Я спустился по лестнице и ощутил знакомый запах сырых стен с облупившейся штукатуркой, а сосновые доски под ногами заскрипели, будто обвиняя неумолимое время. Кроме меня, тут никого не было, даже библиотекарши, которая, наверное, пошла обедать, и я самостоятельно отправился на поиски к полкам с папками, расположенными по датам. Первые два случая произошли раньше, чем материалы газеты стали вводить в компьютер, но я без труда нашел подшивки за нужные годы. Сообщение насчет Рамиро я чуть не пропустил — оно почти потерялось внизу полосы. Называлось оно «Спасатель утонул». Лусиана в нем не упоминалась, говорилось только, что, несмотря на хорошую подготовку, холодная вода и чрезмерная усталость вызвали у молодого человека сильные судороги и меры по его спасению оказались безрезультатны. Продолжения темы назавтра не последовало, и я предположил, что в начале курортного сезона никто не хотел привлекать внимание к подобному происшествию.

Материал об отравлении родителей Лусианы, обнаруженный почти в конце следующей подшивки, наоборот, занимал полполосы, если не больше. Читателям предлагались даже довольно нечеткая фотография дерева с двумя-тремя грибами внизу и рисунок, на котором сравнивались Amanita Phalloides и обычный шампиньон. Стрелка указывала на оторванную вольву, как и говорила Лусиана. В статье упоминалось, что супруги имели троих детей, но ни одного из них в тот момент дома не было. Поскольку имена детей не назывались, а фамилия у Лусианы достаточно распространенная, я вполне мог не обратить внимания на этот материал, даже если в свое время и читал его. На следующий день была опубликована еще одна статья, поменьше, где говорилось, что проведенная в лесу экспертиза подтвердила наличие там ядовитых грибов. Читателя предупреждали, что споры грибов переносятся ветром и что самостоятельно собирать их опасно. Взяв эти газеты, я понес их ксерокопировать и, пока опускал в аппарат монеты и заправлял бумагу, мне показалось, в тишине подвала зародилась какая-то смутная мысль, робко пытающаяся обратить на себя мое внимание, словно пугливое животное, готовое и ткнуться в меня мордой, и убежать. Повинуясь безотчетному импульсу, я вернулся к рядам папок и нашел экземпляры с известиями о четвертой смерти. Тут все было наоборот: первое сообщение было одним из многих в разделе полицейской хроники, но по мере того как дело принимало политическую окраску, материалы становились все обширнее и наконец вышли на первую полосу. Я прочитал первую заметку, еще без фотографий. Видимо, убийца допоздна ждал врача у дверей его дома, а когда тот появился, пригрозил ему пистолетом. Брат Лусианы не сопротивлялся, наверное, думал, что это просто ограбление. Они вместе поднялись на лифте в квартиру, где и произошло убийство, так как соседи слышали жуткий шум и крики врача. Кто-то позвонил в полицию. Дверь на лестницу оказалась открыта, пистолет лежал у всех на виду на полочке, будто убийца положил его туда, как только переступил порог. Тело врача обнаружили в центре гостиной — с пустыми глазницами и огромной раной на шее, где были видны следы зубов. Убийцу нашли в углу террасы, рот его был в крови, а в кулаке он сжимал месиво из зрачков и роговицы. На допросе он указал, что собирался бросить это в лицо своей жене, прежде чем убить ее. Я нашел газету за следующее число. Здесь статья занимала уже больше полстраницы. Выяснилось, что задержанный является заключенным тюрьмы строгого режима, приговоренным пожизненно, и как он оттуда сбежал, никто не мог объяснить. Приводилась его фотография анфас, возможно взятая с полицейской карточки. Ничего не выражающие глаза, широкий лоб, лысая голова с полосками редких волос над ушами, острый нос — словом, вполне заурядные черты, не наводящие на мысль о преступлениях, тем более таких кровавых. В результате вскрытия выяснилось кое-что еще. Нападавший действительно пользовался только руками и зубами, а жертва практически не сопротивлялась, во всяком случае, не смогла нанести ни одного ответного удара. Преступник был знаменит на всю тюрьму своими длинными ногтями и еще тем, что во время драки выцарапал одному из заключенных глаз. Так и не удалось установить, был ли врач в сознании или нет, когда оба его глаза постигла та же участь. Тем не менее смерть наступила от разрыва шейной артерии. В статье также сообщалось, что у врача была любовная связь с женой убийцы и что они познакомились, когда она приходила на свидание, однако никакие анонимные письма, о которых мне говорила Лусиана, не упоминались.